Василий Ливанов отмечает 90-летие. Любимый Шерлок Холмс и крокодил Гена

РБК Life собрал цитаты артиста из его многочисленных интервью: об отце, кино, ролях, настоящей дружбе и о своем необычном голосе.

«Мы все были хулиганами с драками, приводами в милицию. Наш двор делился на три части, в каждой из которых своя команда — мы то дружили, то ссорились. Шла война, и мальчишек в городе осталось больше, чем мужчин. Город принадлежал нам. А потом в милицию пошли бывшие фронтовики, и они очень хорошо повлияли на нас, потому что не относились как к шпане». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)

«Конечно, я ходил на спектакли МХАТа. Отец (народный артист СССР Борис Ливанов. — РБК Life) считал, что я стану актером по его с дедом традиции. Но вдруг бы оказалось, что у меня способности не очень? И поскольку я неплохо рисовал, то поступил в московскую среднюю художественную школу при Суриковском институте. Окончил ее и понял, что без актерства не проживу.

Ничего не говоря родителям, пошел в Щукинское училище в надежде поступить на факультет театральных художников. Но туда не было набора, и я решил пробоваться на актерский. Когда я об этом рассказал отцу, тот позвонил своему другу Рубену Симонову, который работал в Вахтанговском театре, и попросил прослушать меня на предмет способностей. Мол, если их не окажется, то гнать в шею. Пять ведущих актеров театра полтора часа гоняли меня по поэзии. А я знал и Маяковского, и Блока, и Пастернака, и Пушкина, конечно. Потом дома отец признался, что Симонов сказал: я на верном пути. Таким образом, я получил благословение Рубена Николаевича, а отец никак не вмешивался в мою учебу.

Да и я не лез к нему с вопросами, потому что рано понял, что не должен ему в профессии подражать, а искать свой путь, амплуа. Мне было 28 лет, а я уже снялся в «Неотправленном письме» и «Коллегах». На одном семейном празднике отец объявил перед всеми, что принимает меня как актера и уважает мой образ жизни. А до этого мы вместе снимались в «Слепом музыканте», и он подсказал манеру поведения героя. Мне это очень помогло». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)

«Я сам приходил домой к Маршаку, читал ему свои сказки и однажды провел у него целые сутки, которые стали одним из самых ярких событий в моей жизни. Мы разговаривали о творчестве. Он сказал мне тогда: «Талант человека подобен луне».

Маршак сказал мне тогда: «Талант человека подобен луне». Так что нужно уметь проигрывать, быть к этому готовым. Луна каждый день другая: то в полноте, то на ущербе, то растет, то исчезает. Если талант всегда в одной и той же форме, то он как луна из фанеры — бутафория. Если развивать эту мысль, то понятно, что для артиста неудача — часть пути. Нужно уметь проигрывать, быть к этому готовым, по крайней мере. Но идти до конца. Это были дивные часы, проведенные с Маршаком. Он был потрясающий человек. Очень мудрый. Настоящий большой талант». (Из интервью порталу «Православие.Ru»)

«Он и не был каким-то особенным, обычный усредненный баритон. Мы с Таней Самойловой снимались в «Неотправленном письме» у Калатозова, и тому пришло в голову отправить нас озвучивать наших героев на улицу, а была зима и страшный мороз. Таня кричала, я должен был орать и бегать по снегу. Голос после съемки пропал вовсе, а потом стал вот таким. Я пришел в ужас, а потом понял, что на трамвайный билет выиграл миллион. Великий Томмазо Сальвини говорил, что «актер — это голос, голос и голос», причем необязательно громкий и красивый, но индивидуальный. Вот такой я и получил». (Из интервью «Российской газете»)

«Я выходил на сцену Вахтанговского, будучи студентом. Мы все выходили. Кто-то в массовке, кому-то давали крошечные эпизоды, например мне. Славка Шалевич и Женька Жуков получили роли, а я нет. И тут меня пригласил Калатозов сниматься в фильме «Неотправленное письмо». А в театре мне не особенно нравилось. Эти фальшивые «здравствуйте» каждый день… Я написал заявление с просьбой дать мне годичный творческий отпуск, что было можно по закону. Собирался вернуться, но потом попробовался в фильме «А если это любовь?». Режиссер Райзман показал фотографии других претендентов и признался, что у меня взрослые глаза, а не мальчика-десятиклассника, и спросил, есть ли у меня интересные работы в театре. Я ответил, что нет, и он посоветовал мне уходить. Опыт подсказывал ему, что я буду очень много работать в кино. Благодарен ему по гроб жизни. Он меня отвадил от театра, и я стал много сниматься». (Из интервью «Российской газете»)

«Что сделаешь со зрительским впечатлением? Те, кто помоложе, говорят о Холмсе, ровесники — о «Коллегах» по Аксенову или о том, какой я был в «Слепом музыканте», снимаясь вместе с отцом. «Коллег» крутят довольно часто, «Звезду пленительного счастья», где я играю Николая I, тоже, а вот «Слепого музыканта» давно не видел. Но думаю, за всю кинематографическую биографию у меня нет особых неудач». (Из интервью «Российской газете»)

«Я семь лет работал режиссером на «Союзмультфильме», и мои друзья-режиссеры то и дело приглашали меня на озвучку. Зная, что у меня получается создавать образы, что, когда я озвучиваю Дядюшку Ау, Ослика, Удава, это все будут разные персонажи. Если б я плохо работал, разве б меня так звали?»

«Работа актера в мультипликации считалась в конце 60-х «отхожим» промыслом, многие отказывались, и существовала группа из десятка актеров, которые из раза в раз озвучивали ленты. Озвучивали или попискивая тонким голосом или рыча басом — все зайцы и медведи были одной краской мазаны. А я пробовал создать образ! Мы очеловечивали этих персонажей, и Гена выходил у меня этаким застенчивым интеллигентом, ботаником. Когда же в Москву приехала Астрид Линдгрен, ей показали «Карлсона», и она захотела со мной встретиться. Астрид сказала мне, что хоть она ни слова не поняла по-русски, но Карлсон должен разговаривать именно так, как он разговаривает в нашем мультике, она услышала в его голосе характер». (Из интервью «Российской газете»)

«Не нравятся категорически. Иногда кажется, что классика сегодня существует для того, чтоб ее портить! Режиссеры, наверное, видят себя выше авторов и уверены, что искусство свободно, у них есть право на эксперимент — и путают эксперимент с извращением. Все недавно снятое не имеет отношения к Конан Дойлу. Кроме имен героев». (Из интервью «Российской газете»)

«Кино — это мистическое искусство. Перед вами на простыне бегают какие-то цветные тени, а вы им верите. В этом заложено что-то нам недоступное, подсознательное, какой-то элемент мистики. Я считал, что если мы играем двух близких друзей, то должны быть близкими друзьями, и тогда это дойдет до экрана. На экране можно показать любовь прикосновением, взглядом, а как сыграть дружбу? Да никак». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)

«Самый мой любимый партнер — это Виталий Соломин. Мы семь лет были вместе. Невероятно сдружились, и жены наши, и дети. Был просто замечательный, изумительный человек. Такая преданность искусству, такое стремление к совершенству в профессии редко встречается. Он, конечно, осознавал, что все его работы были успешными, но это не снимало с него требовательности к себе. Он их анализировал и хотел сделать еще совершеннее. В этом его индивидуальность». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)

«Вася (Василий Лановой. — РБК Life) учился на курс старше меня. Потом из-за съемок его на четвертом курсе понизили на год, и выпускался он уже с нами. Мы с ним играли дипломный спектакль, в котором у меня была небольшая роль турецкого бандита. Наши товарищеские щукинские отношения сохранились на всю жизнь. Однажды мы с ним поссорились из-за какой-то ерунды. А вскоре мне позвонил художник Борька Бланк и сказал, что режиссер Карасик хочет попробовать меня на роль Дзержинского в фильме «Шестое июля». Тем более что я уже в этой роли снимался в «Синей тетради». Я сделал фотопробы и на «Мосфильме» узнал, что в этой роли уже почти полностью снялся Вася Лановой. Но он поссорился с Карасиком, который и убрал его. Тогда я отказался сниматься и сказал, что это неэтично: мы оба актеры, а Вася еще и мой товарищ. После этого я как-то зашел в ресторан ВТО (ныне Дом актера. — Прим. «Антенны»), где за столом сидел Лановой, он подошел ко мне и обнял». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)

«Информация поступила мне сверху, и я озвучил ее своему другу — художнику Максу Жеребчевскому. Тот сказал, что я придурок. Я ему еще сообщил, что она (Елена Ливанова, супруга Василия Ливанова с 1972 года. — РБК Life) родит мне двух сыновей и у меня будет маленькая голубая машина. И когда все это случилось, включая голубую машину, Макс признался, что ему иногда страшно со мной разговаривать». (Из интервью газете «Антенна-Телесемь»)