«Свобода — всегда лучше»: Венсан Кассель — об актерской жизни
. РБК Life поговорил с французским актером к прокату фильма «Саван»Венсан Кассель — РБК Life: «Мой комфорт всегда зависит от комфорта партнерши»
Венсан Кассель на фотосессии съемочной группы фильма «Саван» на 77-м Каннском кинофестивале. 21 мая 2024 года
10 июля в российский прокат выходит хоррор Дэвида Кроненберга «Саван», премьера которого прошла на Каннском кинофестивале в 2024 году. Фильм рассказывает, как техномагнат (в исполнении Венсана Касселя) в попытке переварить горе потери учреждает компанию по устройству кладбищ нового типа, которые позволяют живым наблюдать за тлением тел их любимых и близких.
Изначально «Саван» задумывался как сериал для Netflix: Кроненберг представил стримингу идею, основанную на личной трагедии, а именно смерти жены Каролин Зэйфман, с которой он прожил 43 года. Ее не стало в 2017 году в возрасте 66 лет. Режиссер не впервые опирается на личную жизнь, создавая свое кино. Так, «Выводок» 1979 года стал рефлексией по поводу судебных разбирательств с его первой женой, Маргарет Хиндсон, относительно опеки над дочерью.
По просьбе РБК Life киножурналист Ася Заболоцкая поговорила с Венсаном Касселем о том, как строится работа с Кроненбергом, о еврейском юморе и прелести актерской жизни.
— Дэвид Кроненберг рассказал нам в интервью, что ваша схожесть с ним в кадре — это чистая случайность. Так ли это?
— Я бы сказал, не такая это уж случайность. Правда в том, что изначально была идея создать нечто вроде кинематографической версии Дэвида, потому что история вдохновлена многими событиями из его жизни. Я брал эту идею как направление, куда мне нужно стремиться. И сразу сказал ему: «Я, конечно, не смогу говорить точь-в-точь как ты. Постараюсь, чтобы акцента было как можно меньше. Но это буду я. И ты. И Карш. Давай двигаться в этом направлении».
Но я не пытался быть на него полностью похожим, это правда. Я просто отрастил волосы, а он посмотрел на меня и сказал: «Отлично, не трогай». С этого все и началось. Просто так произошло. Магия кино, можно так сказать.
Уже на второй день съемок я посмотрел в зеркало и подумал, что действительно выгляжу как Дэвид. И многие на съемочной площадке чувствовали то же самое. Потом я говорю ему: «Дэвид, я смотрю в зеркало и вижу тебя». А он: «А я смотрю черновые материалы и тоже вижу себя». Так что мы просто пошли дальше.
— Вообще, он также уточнил, что снял бы вас с любой прической, даже такой короткой, которая у вас сейчас.
— Думаю, он так обо всех актерах говорит. (Смеется.)
Венсан Кассель, Дэвид Кроненберг и Дайан Крюгер на фотоколле фильма «Саван» в рамках 77-го Каннского кинофестиваля. 21 мая 2024 года
— Было ли страшно «видеть его» в зеркале?
— Нет. Потому что, когда ты актер, ты должен отпускать самого себя и идти за образом. И тогда я просто подумал, что у меня в первый раз в жизни персонаж получился настолько живым — вообще без усилий. Я сразу стал более уверенным на съемочной площадке.
— Сложно ли было работать над интимными сценами вместе с Дайан Крюгер? Нужно ли было предварительно выстроить какое-то доверие, обозначить зону комфорта?
— Мой комфорт всегда напрямую зависит от комфорта партнерши. Если ей некомфортно, мне тоже будет не по себе. Не знаю почему, но я всегда чувствую ответственность за состояние того, с кем работаю. И это касается не только интимных сцен. Мне важно, чтобы людям было хорошо и весело, иначе я начинаю нервничать.
Дайан Крюгер и Венсан Кассель в фильме «Саван»
Например, не в этом конкретно фильме, но во многих других интимных сценах в моей карьере я буквально устраивал коктейль-вечеринки в трейлере, приглашал и партнершу, просто чтобы все было по-дружески и весело. Ведь главное — убрать ощущение неловкости.
Не знаю, должен ли я делиться этим моментом, но все же расскажу. Была одна актриса, которая очень сильно нервничала. И за секунду до команды «Мотор!» единственное, что пришло мне в голову, чтобы разрядить обстановку, это... пукнуть. Все рассмеялись. И все. Ни о каком «напряжении» и речи больше не шло. Атмосфера сразу стала легкой. Поэтому важно не относиться ко всему слишком серьезно, тогда все будет проходить гораздо проще.
— «Саван» — это очень личный фильм для Дэвида Кроненберга. Он наверняка делился с вами воспоминаниями о жене?
— Дэвид очень сдержанный человек, поэтому он не делится своими эмоциями — по крайней мере, такими. Конечно, он что-то мне рассказывал. Иногда делился чем-то, что, по его словам, помогало фильму. Но «Саван» намного сложнее и глубже, чем просто автобиографическая история о Дэвиде. Мой герой, Карш, занялся этим необычным бизнесом с саванами, чтобы справиться с болью, горем. Дэвид снимает фильмы по той же причине, чтобы справиться с чем-то. Мотивация идентичная. Я не чувствовал боль самого Дэвида в этой истории, но я ее хорошо понимал. Знаете, такую печаль, которая разрушает буквально изнутри.
Кадр из фильма «Саван»
— Когда вы только впервые ознакомились со сценарием, что вас больше всего впечатлило?
— О, это все сцены сновидений. Где появляются руки, пальцы и остальные детали. Они были написаны одним целым, поэтому во время чтения сценария у меня в голове они были как одна большая сцена. Я понятия не имел, как это будет выглядеть на экране: какой последует монтаж, что вырежут. При этом я все равно старался перед съемками проигрывать весь текст снов целиком — их там где-то три или четыре подряд. Именно эти сцены я больше всего хотел увидеть на экране.
В принципе, сюжет «Автокатастрофы» (фильм Кроненберга 1996 года. — РБК Life) тоже идет в том же направлении, но… Понимаете, идея желания и страсти к человеку с инвалидностью, которого ты любишь, — раньше я никогда не видел такого в кино. И когда я увидел это на экране, у меня возник вопрос к самому себе: «А я вообще когда-нибудь так сильно любил?» Знаете, до такой степени, чтобы буквально желать кого-то, кто сломлен физически. Не знаю.
— У Кроненберга очень визуальные фильмы, я даже не могу представить, как выглядят его сценарии…
— Он пишет подробно, но не до малейших деталей. Как я уже сказал, я не знал, как будут выглядеть те или иные сцены. Но, работая с ним, понимаешь, что, скорее всего, будут использоваться спецэффекты, и просто нужно подключать воображение.
— То есть никаких дополнительных пояснений или объяснений вы не получали?
— Мы не обсуждали сцены.
Кадр из фильма «Саван»
— Почему?
— Нет, мы, конечно, обсуждали, но не самое главное. Не проговаривали в деталях. Обычно обсуждаем общую атмосферу сцены, но не какие-то конкретные моменты. Дэвид просто дает свободу актеру. Ты двигаешься, импровизируешь... И буквально создаешь сцену вместе с ним. Например, первые три недели съемок он вообще не говорил мне ни слова — в смысле ни одного режиссерского указания.
— Фильм одновременно о горе, о романтических переживаниях, но в нем неожиданно много юмора. Как такое вообще получилось?
— Когда я читал сценарий, он показался мне очень глубоким и мрачным. А потом я перечитал и позвонил сразу же Дэвиду со словами: «Ты знаешь, тут ведь есть реально смешные моменты». Это все очень по-кроненберговски. Но, если бы мне нужно было описать фильм кому-то, кто ничего о нем не знает, я бы сказал, что в нем есть что-то от Тима Бёртона и Вуди Аллена.
Это такой еврейский юмор, понимаете. И одновременно фильм визуально насыщенный, местами даже гротескный, с образом разлагающегося тела.
— А вы сами являетесь фанатом творчества Дэвида Кроненберга?
— Как-то я в 13 лет вставил себе первую серьгу в ухо. И в тот же день пошел в кино на «Сканеров» (фильм Кроненберга 1980 года. — РБК Life). Потом вернулся домой, а отец посмотрел на меня и крикнул: «Что ты, черт возьми, сделал с ухом?!» Вот как я запомнил свой первый фильм Кроненберга. Но на самом деле в детстве его фильмы воспринимались как жанровое кино, и, наверное, в то время ему в Каннах делать было нечего. Потом уже появился этот ярлык «боди-хоррор», придуманный критиками. Ведь термин пришел гораздо позже, когда Дэвида стали воспринимать всерьез.
Венсан Кассель и Гай Пирс в фильме «Саван»
— А какой у вас любимый его фильм?
— Интересно, что у режиссера такого масштаба, как Дэвид, можно отчетливо увидеть разные этапы карьеры. Сначала были «Видеодром», «Сканеры», «Муха». И «Муха», кстати, была более понятной и доступной версией предыдущих. А потом «Оправданная жестокость», «Порок на экспорт». Это как у Феллини: сначала все знают его ранние, узнаваемые фильмы — «Дорога», «Ночи Кабирии», они более понятны широкой публике. Но затем идут «Сладкая жизнь», «8½». И, если ты не готов пройти этот путь, ты не попадешь внутрь, останешься снаружи. Мне лично нравятся оба этапа.
Я люблю, когда Кроненберг приближается к зрителю — как в «Пороке на экспорт» или «Оправданной жестокости». Но и в то же время мне очень нравится «хирургическая одержимость», как в «Связанных насмерть», например.
— Мы любим видеть вас на экране со времен «Ненависти». Сейчас у актеров больше возможностей, особенно в сериальной индустрии. Как вы на это смотрите?
— Сегодня за €600 можно купить себе огромный телевизор домой и сделать настоящий домашний кинотеатр. Если серьезно, то многие сериалы сняты с огромным бюджетом, с потрясающим креативом, который не всегда есть в кино. Так что в первую очередь дело не в кино или ТВ, а в самом проекте. Я работал и с Netflix, и с Apple — все зависит от идеи. Да и «Ирландец» Скорсезе — он бы в кинотеатрах и не вышел, никто бы не дал денег. А я, кстати, очень люблю этот фильм.
— После такого проекта, как этот, наверное, трудно переключиться на что-то другое?
— Честно? Нет, не трудно. Я всегда рад, когда проект заканчивается и я снова свободен. Свобода — всегда лучше. (Смеется.) С Дэвидом просто замечательно работать, и если он позвонит мне завтра и позовет на новый проект, то я сразу же приеду. Но это и есть «крутость» нашей профессии — возможность постоянно меняться. Это касается людей, стран, языка и атмосферы.
Вот, например, в этом году у меня Кроненберг, а в прошлом — «Астерикс и Обеликс: Поднебесная». Такова и есть идеальная актерская жизнь — перемещаться между мирами, разными стилями игры, историями, людьми. Постоянные изменения — в них и есть настоящая суть жизни.
