«Я очень устал от бандитов»: Стас Иванов — о том, как устроено кино

. Режиссер «ЮЗЗЗ», «Высокого сезона» и «Гели» дал интервью РБК Life

Режиссер Стас Иванов — о том, как устроено кино: «Я очень устал от бандитов»

Обновлено 14 августа 2025, 14:42
Режиссер Стас Иванов на презентации криминальной комедии «Геля» в Выборге, 8 августа 2025 года
Фото: Гена Авраменко

Режиссер Стас Иванов на презентации криминальной комедии «Геля» в Выборге, 8 августа 2025 года

2025 год принес Стасу Иванову сразу три кинопроекта, о которых говорили и продолжают говорить: это «Высокий сезон», «Геля» и «Хирург» — криминальный боевик, криминальная комедия и криминальный триллер. К последнему Иванов писал сценарий, когда съемкой занимался другой режиссер, а два других — его авторские сериал и полнометражный фильм.

Фамилия Иванова стала прочно ассоциироваться с криминальной драмой «ЮЗЗЗ» о Ростове-на-Дону, которая выходила в 2021 году и во многом определила для индустрии режиссерский паттерн автора. Вот и новейшая его работа «Геля» про дальнобойщика, который угоняет розовый «Гелендваген», стала фильмом открытия на фестивале «Окно в Европу» в Выборге и получила теплые отзывы. В прокат фильм выходит уже 21 августа.

Кинокритик Тимур Алиев специально для РБК Life поговорил со Стасом Ивановым, чтобы узнать, каким был его, бывшего школьного учителя, путь в российском кино; расспросить о больших и маленьких бюджетах в индустрии, о жизни во Вьетнаме, нескончаемых бандитских историях и авторских проектах, до которых обычно никому нет дела.

— Вы окончили физико-математический факультет МГОПУ им. Шолохова. Когда и как произошло ваше становление в кинематографе? Насколько я понимаю, вы пришли в режиссуру не сразу.

— «Не сразу пришел» — в смысле не так, как все, кто поступил, например, во ВГИК после школы?

— Да, в том числе. У вас не совсем классическая история.

— Мне кажется, в российской режиссуре классический расклад — как раз человек без образования. Большинство режиссеров, закончивших ВГИК, в профессии не задерживаются. Остается небольшое количество людей, а снимает из них процентов 20%. Приблизительно такое же количество приходит в индустрию «с улицы».

Это может быть и учитель математики, как я, и кинокритик, как Денис Виленкин. Так происходит уже давно. На самом деле я никогда не думал про кино, хотя моя мама была актрисой. Правда, я узнал об этом совершенно случайно, когда уже стал режиссером, — это в нашей семье скрывалось. Больших ролей у нее не было, она участвовала в съемках в массовке и на телепередачах.

Физмат я закончил не потому, что хотел быть педагогом. Просто в тот год смог поступить только туда, набор везде заканчивался. Мне было 15 лет, я подал документы хоть куда-нибудь, чтобы в армию не попасть. Банальная история для 1990-х.

Стал учителем математики. Искренне считаю, что мне это помогло в профессии. Если ты можешь организовать класс из 25 детей, то организовать работу 50 взрослых на площадке — элементарная задача. В какой-то момент я ушел из преподавания и остался без денег.

Классический портрет киношника, пришедшего в середине 2000-х в индустрию: человек, который не нашел нормальной работы. Это же надо идти на собеседование, умудриться пройти его, потом продавать кондиционеры или что-то такое. Тогда все хотели быть экономистами или юристами, а я не особо.

— Времена будто не изменились. Сегодня и кинокритикам часто говорят: «Найди нормальную работу».

— Да, я уверен, что в кинокритику тоже идут люди, которые в «нормальной жизни» не нашли свое место! (Смеется.)

В общем, есть было нечего, я засиделся дома. У моей подруги был парень — актер. Она пришла ко мне: «Слушай, есть работа в кино, хочешь?» Я человек простой: если бы завтра нужно было разгружать вагоны, я бы ответил: «Окей». Был абсолютно открыт ко всему. Кино? А что там? Я люблю кино.

Меня привели на площадку, на дворе 2005 или 2006 год. Дали рацию и сказали: «Нужно вешать мусорные мешки». Так я стал рабочим на площадке.

— Получается, вы постигали профессию с самых низов?

— Все верно. Мне вдруг стало интересно, что происходит в кино. Вокруг меня были такие же люди, скажем так, случайные. Кто-то из них, как мне казалось, откровенно не справляется с поставленными задачами. В индустрии тогда был очень быстрый рост: среди огромного числа дилетантов выделялись несколько юрких ребят, которые не ленились. В итоге они быстро взлетели. Одним из них был я.

Буквально за пару лет из рабочего на площадке я дорос до продюсера производства. До этого успел поработать практически во всех цехах — администрация, костюмы, реквизит и даже грим. Мне удалось накопить огромное количество представлений о том, как должны работать цеха. Когда ты понимаешь проблемы, с которыми сталкивается костюмер, гример и реквизитор, тебе, как режиссеру, проще — ты говоришь с ними на одном языке.

— Значит ли это, что режиссура в вашем понимании — своего рода менеджмент?

— В некотором роде. Подобное еще с советского периода идет, когда режиссер был и директором фильма. Сегодня многим кинематографистам не хватает ответственности за бюджет — они снимают, пока деньги не кончатся, потом жалуются: «Продюсеры нас обокрали!» Я знаю, как подобное происходит: рассчитываешь на одну схему, выходит другая. Никто никому правду не говорит, никто не хочет взаимодействовать открыто, отсюда проблемы и начинаются. Если сесть и нормально с продюсером поговорить, посмотреть смету, оценить задачи, можно сразу сделать вывод, соглашаться на это или нет. Когда мне, как режиссеру, предложили снять написанный мною сериал «Хирург», я посмотрел на бюджет и ответил: «Ребята, я пас». А Илья Ермолов согласился, у него свое видение было. И получилось же.

— Один из ваших широко известных сериалов «ЮЗЗЗ» вы снимали, цитата: «Из говна и палок». Судя по другим проектам, с большими бюджетами вы не работали?

— Да, меня преследует эта проблема. Я не чувствую себя как режиссер-постановщик уверенно и свободно, когда работаю с чужим текстом. Если сценарий не мой, я чувствую себя уязвимо, мне некомфортно. Далеко не всегда откликаются чужие тексты. Либо я не могу их присвоить, либо мне этого сделать не позволяют в должной степени.

Как автора, меня это сильно сужает. Я снимал по чужим сценариям, и это всегда было плохо. Вот такой у меня режиссерский аппарат. Когда ты автор, нелегко найти адекватный бюджет. Как правило, ко мне приходят хорошие бюджеты, когда нужно сделать условную «Василису Прекрасную», сериал про монголо-татарское иго или детское фэнтези. Но это не мое, мне неинтересно.

Я стал заложником образа — все привыкли, что мои картины, как правило, сделаны за чудовищно низкий бюджет. Сериал «Немцы» для Kion, например, снят дешевле праймового проекта НТВ. Это бюджет условно сериала «Пес».

— Но «Немцы» выглядят куда более премиально, нежели «Пес».

— В этом и фишка. Теперь продюсеры думают: «Здорово. А можно и нам так же?» Когда мы запускали «ЮЗЗЗ», продюсеры долго не могли его продать, а потом просто назвали сумму в два раза меньше, чем в реальности стоил такой контент на платформе. Заказчики спросили: «Как вы это будете делать?» А им ответили: «Так это Стас Иванов, вы посмотрите сериал «Немцы». В плане бюджетов я вечный андердог. Так и «Высокий сезон» стоит, например, в два раза дешевле «Амуры», снятой в схожем сеттинге.

— Может, у вас внутренний страх больших денег?

— Страха нет, просто не понимаю, зачем это нужно. В моих авторских фильмах, вы же их видели, нет невероятных задач, которые бы требовали значительных вложений в графику или суперзвезд.

— В «Высоком сезоне» вы и режиссер, и сценарист, в «Хирурге» вы один из авторов сценария, а в «Геле» — и режиссер, и сценарист, и один из генпродюсеров. Вам, как творческой единице, легко дается это совмещение и разделение?

— Режиссера и сценариста, как вы, наверное, уловили, я не разделяю, поскольку не могу отделить себя от сценария.

Думаю, я плохой ремесленник — не могу просто взять и поставить готовый сюжет. Есть ребята, которые не пишут, но при этом блестяще видят, чувствуют и понимают чужой материал.

— Как Душан Глигоров?

— Да, Душан — хороший пример. Он для меня один из самых топовых современных режиссеров, я ему глубоко симпатизирую, у нас много общих тем. Он действительно тот человек, который может любой текст сделать своим. Парадокс. В свое время по разным причинам я отказался и от «Трассы», и от «Лихих». Иван Самохвалов предлагал мне еще и «Аутсорс». Я прочитал сценарий и ответил: «Слушай, это никто не будет смотреть». Есть режиссеры, которые видят, что иногда за несовершенным текстом скрывается будущий хит. Это тоже своего рода талант.

— У меня есть один недописанный сценарий, который я пишу в стол. Я периодически добавляю что-то и параллельно думаю: «Это, наверное, уберет редактор, а вот это продюсер, а здесь сократит платформа».

— Так и происходит! У замысла в российской индустрии слишком много хозяев, а в действительности хозяин должен быть один — автор.

— Хотел вернуться к «Высокому сезону». Вьетнам — не самая типичная локация для съемок. Как страна появилась в вашей жизни? Как вы решили там снимать?

— В 2009 году я работал там с продюсером Александром Черняевым над проектом «Чужая война». Мы провели в стране много времени, я прожил в ней около года. Потом остался еще на какое-то время — поработать с местными кинематографистами. Меня, что называется, засосало: за Москву я не держался, решил двигаться с местными, которые делали клипы и рекламу.

После того как я вернулся в Россию, каждый год думал: «Было бы интересно приехать туда снова и что-нибудь снять». У нас было три-четыре замысла, но все в итоге отложили. Интересно, что и «Геля», и «Хирург» были написаны около десяти лет назад. Думаю, надо перестать из этого «портфеля» доставать тексты — по-хорошему их нужно было снимать тогда, не сейчас. Как ни актуализируй, они все равно отдают мхом.

В 2023 году я познакомился с Артемом Васильевым из Metrafilms. Он много работал с Европой, делал фестивальное кино и анимацию. Мы затеяли совместный проект, но он закрылся. Тогда я и вспомнил о старой идее сериала во Вьетнаме, написал небольшую заявку. Он прочитал и сказал: «Давай попробуем! Будет международный проект». Предполагалось, что сериал подойдет либо для азиатского, либо для европейского рынка, а уже потом его покажут в России.
Так мы придумали эту историю. Потом обстоятельства изменились, и выяснилось, что премьеримся в России. Это все равно что сейчас прийти на дискотеку в Выборге в брендовых шмотках из Милана. Мы же знаем, как стоило бы одеться для такого места, — со сценариями то же самое.

Если бы я изначально понимал, что это проект в первую очередь для России, писал бы совершенно другую историю. Есть международная версия, которая гораздо обширнее: посмотрев ее, зритель сможет разобраться, что ребята там делают, как у них все устроено с «запрещенкой». Я говорил продюсерам, что это слишком узкая для нашего рынка история. Но у них свои KPI и планы — надо было это показать, и они выпустили.

— Будет ли у «Высокого сезона» международная история?

— Насколько я знаю, есть сделка с одним из крупных европейских дистрибьюторов.

— Если пробежать по вашей фильмографии, и «ЮЗЗЗ», и «Высокий сезон», и, собственно, «Геля» — прямо или косвенно криминальные истории. Есть мнение, что в России очень устали от бандитов...

— Лично я очень устал от бандитов.

— Что вы об этом думаете как автор, который превращает сценарии о бандитах в кино? Когда эта усталость закончится?

— Думаю, эта усталость только индустриальная. Грубо говоря, это мы устали — люди, которые снимают и пишут о кино. По факту широкая аудитория не устала. В России никто не может устать от этой темы. Мы по природе своей разбойники и всегда будем смотреть об этом кино. Я не знаю, как от этого избавиться, ведь я сам заложник сериала «ЮЗЗЗ», который стал в некотором роде…

— …Вашей визитной карточкой.

— Именно. У нас в индустрии всегда так. Снимаешь про танк — тебе дальше будут предлагать кино про технику, про войну. Сними сказку — будешь сказочником. Я снял кино про пацанов и пистолеты — теперь они будут преследовать меня всю жизнь. Слава богу, я умудрился впихнуть в фильмографию «Одним днем». Я очень люблю этот фильм — там вообще про другое.

По сути, «Высокий сезон» — это «ЮЗЗЗ» во Вьетнаме. И «Геля» в некотором роде с «ЮЗЗЗом» параллелится. Ее история тянется из периода, когда после «ЮЗЗЗа» я начал отказываться от всего «криминального». Но в итоге долго сидел без работы, поэтому был вынужден продать хоть какой-то сценарий. Продюсер прочитал текст «Гели» и сказал: «Давай сделаем бодрую комедию для широкой аудитории».

— В «Геле» очень здорово раскрылся Илья Малаков. Я видел его раньше в коротких метрах, а здесь он прямо тащит на себе историю. Как вы его нашли и поняли, что Саня — это именно он?

— Он пришел на пробы Миши в «Высокий сезон». Это была сцена из первой серии, когда Миша хочет сделать предложение своей девушке, и приходит банда. Илья сел и начал делать вот это: «Так это… Ну, вот это… вот… это… на добреньком». Я слышу эту речь и думаю: «Е-мое, это Саня!» На тот момент сценарий «Гели» уже был готов, мы понимали, что будем снимать после «Высокого сезона». Фактически я утвердил его во время проб на роль Миши. Так и сказал: «Стоп! Илья, у меня есть для вас другой сценарий». Он отвечает: «Ну, это… я так-то почитать могу и его тоже».

Малаков сделал микс Александра Михайлова из «Любовь и голуби» и мультяшного Бивиса. Илья в «Геле» — как Антон Кузнецов в «ЮЗЗЗе». Это что-то яркое, острое, выразительное, целое. Манкая фактура. Эстетски она может раздражать, но это очень народная штука. Мне кажется, в центре фильма должен быть крупный герой. Как Евгений Коряковский в моем лучшем сериале «Немцы».

— Мне кажется, вы по-настоящему раскрыли Коряковского в этом сериале. До «Немцев» я его толком на экране не видел.

— Он сложный актер. Может прийти на пробы и начать критиковать сценарий. Его слушаешь и говоришь: «Хорошо, Женя, мы вас поняли. Давайте попробуем пока что есть». И он такой: «Не-не-не, я не буду это пробовать». То есть он на пробы явился, чтобы просто поговорить про сценарий, объяснить, почему это плохо и как это улучшить. Такой вот интересный человек. Но такое, конечно, не всем понравится. Мне он своим дотошным подходом очень помог. Без него это не было бы так круто.

— Если представить, что в России киноиндустрию перестанет поддерживать государство и она будет существовать исключительно в условиях рынка, русское кино стало бы лучше? Если бы не было безвозвратных денег Фонда кино и других государственных дотаций.

— Бабки — они и лечат, и калечат. Если бы в системе не было бы государственных денег, то вам, Тимур, не о чем было писать.

— Думаете, что останутся только сказки, война и спорт?

— Да. И дешевые комедии. Будете смотреть бесконечную цифру без какой-либо жизни, нацеленную на результат. Авторское кино без государственных денег умрет, как это ни парадоксально. Ни один адекватный продюсер, который нацелен на результат, не будет тратить деньги на авторское кино. Обычно на него тратятся, только когда у продюсеров есть избыточные ресурсы и они хотят имиджево по-другому себя заявить.

— В этой перспективе я смотрю на Игоря Волошина, который снимает «Волшебника Изумрудного города» и «Буратино». Мне кажется, все это не оставит след в истории, я об этом забуду. При этом картину Волошина «Нирвана» я не забуду никогда.

— Именно, вечное случается только в авторском кино. Я очень соскучился по ощущению себя как режиссера, который снимает о том, что болит, сильно тревожит. В ближайшее время у меня будет сериал, близкий к «ЮЗЗЗу» по энергии, хоть и не криминальный. Но, возможно, я успею сделать еще одно настоящее авторское кино. Картину про то, что из меня «торчит».

Поделиться
Авторы
Теги