Режиссер Сергей Члиянц — РБК Life: «Я не квасной патриот, я спокойный»
. В преддверии выхода картины «Ветер» обсудили российское кино
Сергей Члиянц
Фильм «Ветер» — вторая режиссерская работа продюсера и сценариста Сергея Члиянца. Культовые фильмы «Бумер», «Настройщик», «Мама, не горюй», «Даун Хаус», «Живой» и другие родились благодаря его участию. В новой картине он рассуждает о том, «на что способен мужчина ради женщины из-за любви».
Сценарий «Ветра» — наследие кинематографического дуэта 1990-х Петра Луцика и Алексея Саморядова. Их работы стали голосом целого поколения.
30 лет текст «Ветра» ждал своего часа, чтобы быть воплощенным на экране. В работе над фильмом Члиянц сознательно избегал доработок оригинального сценария, сохранив все ключевые события и диалоги. Лучший российский дебют фестиваля «Дух огня» выйдет в широкий прокат в ноябре.
В преддверии выхода картины на экраны мы поговорили с режиссером о смене профессии и продюсировании, о том, почему зрители не любят современное российское кино и как влияет отмена русской культуры на индустрию. Почему Сергей Члиянц решил вернуться в режиссерское кресло и чего нам ждать от фильма «Ветер» — в материале РБК Life.
— Расскажите, как этот сценарий у вас оказался и почему вы именно сейчас решили его поставить?
— Есть версия юмористическая, а есть серьезная. Дело в том, что при жизни Петра Луцика я был его продюсером.
Сергей Члиянц и бэкстейдж съемок фильма «Ветер»
— Да, я знаю, вы вместе сделали «Окраину».
— Я вообще сдуру стал продюсером, это моя большая жизненная ошибка. Я очень об этом сожалею, несмотря на то что из этого получилось несколько неплохих фильмов. «Ветер» хотел снять сам Петя, мы даже начинали запускать его в производство. На тот момент кино называлось «Дикое поле», это был один единый текст, из которого потом вырос «Ветер» и «Дикое поле». Там даже фамилии главных героев совпадают. В общем, мы даже запустили его в производство и получили от Госкино некоторые деньги…
— А какой это был год?
— 1996-й. Получив решение [Госкино], мы поняли, что снять это мы не сможем за отпущенные нам деньги. И Петька сказал: «Не беда, напишем другой сценарий. Серег, ну ты же с Медведевым договоришься?» И я договорился. Вообще, Армен Медведев был потрясающим министром (министр кинематографии в 1990-х). Представляете, какие риски он на себя принимал? Он заслуживает отдельного восхищенного разговора… В общем, он разрешил заменить сценарий со словами «Сядем все». Единственное, что его смутило, так это обилие ветра в сценарии. Я пообещал, что ветра будет хоть отбавляй. (Смеется.) Кроме того, важно было сохранить главного героя — это мы тоже сделали, там и там его фамилия Морозов. Так получился фильм «Окраина», а «Ветер» отложился на неопределенный срок.
А теперь юмористическая часть. Году в 1999-м мы играли в преферанс у Пети дома. Он доставал из-под дивана листы и писал партию. А на другой стороне был какой-то текст. Потом он вытащил всю пачку и говорит: «О, смотри, «Дикое поле». На, дарю. Снимешь когда-нибудь, я уже к этому не вернусь». В результате описанных обстоятельств в этом тексте не хватало страниц. Я свои восстановил, а вот в сценарии «Дикого поля», которое снял Миша Калатозов, страниц не хватает — мы их в преферанс сыграли. (Улыбается.)
Если серьезно, то я снял «Ветер» не потому, что я обещал Петьке, это все лирика. Просто я решил вернуться в кинематограф. И понял, что никогда не хочу работать продюсером в российском кино при современном состоянии отрасли. А работать режиссером легко и приятно.
На мой взгляд, для кинематографа было бы лучше, если бы Госкино существовало, а его взяли и упразднили. И государственная политика в области кинематографии стала деградировать. Я готов это доказать, но это не предмет вашего разговора…
— Вас знают как продюсера «Бумера», но вы же начинали режиссером. Расскажите, как это было и почему вы переключились на смежную профессию?
Сергей Члиянц на съемках фильма «Ветер»
— После первого своего фильма я начал искать что-то еще, и мы с Луциком и Саморядовым уже тогда начали что-то для меня придумывать. Тогда же мы подружились и с Ренатой Литвиновой — в нашем кругу вообще было много талантливых людей. Я выбрал Арифа Алиева, с которым мы написали сценарий под названием «Выкуп», который я даже начал готовить. Но, как обычно, сломались деньги. Производство встало, а мне категорически не на что было жить. Я подчеркиваю: категорически — Москва была чужим городом. К счастью, я вовремя сообразил, что знаю, как устроено производство — работал и ассистентом, и вторым режиссером. В общем, я решил попробовать продюсирование, мы придумали «Прибытие поезда» — малобюджетный альманах к столетию кинематографа. В моих руках оказались какие-то деньги, чтобы хотя бы заплатить за квартиру. Я втянулся, потом согласился — со скрежетом — на управление студией Горького. Я говорил, что я не настоящий продюсер, что это временно, что я творческий человек, режиссер.
В общем, меня укатали, уломали. Это была наша банда: Тодоровский, Месхиев, Балабанов, Сельянов, Юра Мороз — с нами трудно было спорить. Нас восприняли как некую силу, Сергей Соловьев, который возглавлял тогда Союз кинематографистов, понял, что с нами надо дружить. И нам дали Киностудию имени Горького. И мы поступили с этой возможностью, на мой взгляд, качественно. Мы замутили малобюджетный проект студии Горького, из которого выросло многое, включая «Брата» и «Окраину».
— Давайте вспомним, почему вы бросили кино?
— Я это зря сделал, признаю. Но я был на эмоциях, очень зол. Помните, как выбирали лидеров отрасли, вводили их в Фонд кино? Чтобы меня выкинуть, они подтасовали цифры. Это было неприятно, и я эмоционально решил с кино порвать. Решение резкое, но без этих эмоций я ни жить не могу, ни в кино бы ничего не сделал. Я ведь продюсировал только те фильмы, которые сам бы снимал как режиссер. Именно поэтому я уходил из некоторых проектов с большим потенциалом, которые переставали мне быть интересны.
Сергей Члиянц и бэкстейдж съемок фильма «Ветер»
—Например?
— Например, дебют Звягинцева «Возвращение». Я люблю Андрея, мы дружим, мы вместе начинали этот фильм. Но я ушел из него, понимая, что для моей карьеры это будет очень заметная картина… Но я отвлекся. Я решил вернуться в режиссуру, вполне понимая, что коллеги и друзья сочтут меня старым дураком. Чтобы преодолеть эти предубеждения, мне был нужен сильный сценарий. Среди современных я такого не нашел, поэтому стал смотреть старые тексты. Думал про один из сценариев Балабанова — сильная, но очень сложная для экранизации вещь.
— Это «Река»?
— «Американец».
— Это был мой второй вариант.
— Был один старый сценарий Тодоровского, но его тоже невозможно снимать, несколько набросков Островского, несколько неснятых сценариев Юры Короткова и «Ветер» Луцика и Саморядова. Я подумал, что это лучший выбор для дебюта, для того чтобы сказать коллегам, что я все еще режиссер и могу работать. Это эмоциональный, очень актуальный текст. В нем есть такая, знаете, биполярность.Таких сценариев нет и больше не будет, потому что Луцик и Саморядов больше не напишут. Некоторые доброхоты пытались его запретить. Мне удалось показать фильм патриарху и руководителям армии, так что запретов мы избежали…
— Есть наверняка и прямо противоположные оценки…
— Конечно. Слушайте, я нормальный человек. Картину, которая порочит страну, в которой я живу, я делать не буду. Просто я не квасной патриот, я спокойный. И считаю, что я как режиссер могу делать своим героем кого угодно, хоть бы и безбожника, ведь такие люди есть на свете. Кстати, в Роскомнадзоре сделали экспертизу и не нашли в фильме никаких проблем по отношению к закону.
— Я читал, что после премьеры на фестивале «Дух огня» Эмир Кустурица назвал «Ветер» антихристианским фильмом.
— Да, так и было, мы с ним очень спорили. Слушайте, мы с Эмиром давно знакомы и дружим, я покупал его «Время цыган» для проката в России — это был первый фильм Кустурицы, официально вышедший в наших кинотеатрах. Но его смутило кое-что в поведении главного героя…
Серафима Гощанская и Даниил Феофанов в фильме «Ветер»
— Слушайте, ну он же не то чтобы против христианства, он скорее просто безбожник.
— Совершенно верно. Он как индеец со своими собственными принципами. Он считает, что ему все позволено, поскольку готов отвечать за все сделанное. В то же время мы с вами сейчас живем среди людей, имитирующих веру. Среди них есть мои друзья, и я перестал над ними смеяться. Это второй герой, которого играет Васильков, очень актуальный персонаж.
— У вас есть объяснение, почему этот сценарий не просто не устарел, а как будто стал еще актуальнее?
— Я так скажу: «Ветер» не то чтобы мастерски написан, но он мастерски придуман. На мой взгляд, ни Леша [Саморядов], ни Петя [Луцик] настоящими мастерами стать не успели, хотя, несомненно, были самородками, алмазами. Однако они создали свою вселенную. Все их сценарии, очерки, рассказы, наброски можно объединить в один сюжет и снять какой-то цельный тридцатисерийный проект.
— Можете дать описание смысловой основе этой вселенной?
— Ясное дело, что каждый режиссер и сценарист всю жизнь делает один и тот же фильм — про себя. Каждая авторская картина — «про себя», каждая коммерческая — «про него». Леша, Петя и я во многом совпали… Все их сценарии в значительной степени про гордыню. Знаете, Луцик по поводу одной постановки по их с Саморядовым сценарию сказал: «Мы пишем про гигантов, а вы снимаете карликов».
Саморядов как-то сказал своей преподавательнице, что, если бы он не поступил, его просто убили бы в Оренбурге на улице. При этом он не был уличным хулиганом. Но он не смог бы жить с… Как бы это сказать… В нашей постсоветской культуре есть примеры преждевременного ухода талантливых людей, которые как бы разошлись со временем. Это Армен Петросян, Гена Сидоров. Леша Балабанов ушел, на мой взгляд, по той же причине, но про Балабанова обычно говорят другие, так что здесь я не буду ни на чем настаивать.
Яркий пример такого расхождения — нынешняя отмена русской культуры. Притом что Россия войну не начинала, она ее заканчивает. Если бы не эта отмена, «Ветер» ездил бы по фестивалям. И это не мое мнение, об этом мне говорили Ситора Алиева, Андрей Плахов, Петр Шепотинник — фестивальные люди. Шепотинник убежден, что этот фильм абсолютно для венецианского конкурса. Более того, в этом году тематика Венецианского фестиваля антивоенная. А «Ветер» в том числе и про это.
Кадры со съемок фильма «Ветер»
— Пожалуй. Но прежде всего эта картина выделяется на фоне того, что снимают в России, что называется, высокой кинематографической культурой в несколько даже старомодном смысле слова.
— Ну, я человек насмотренный… Мы когда-то с Тарантино обсуждали, как его ругают за то, что у него нет образования. Ничего себе нет образования! Он же знает кино лучше всех. Расскажу еще одну историю. Мне очень нравится название «Московская школа нового кино». Меня туда как-то позвали на мастер-класс, который я начал вопросом, как дела со старым кино? Ну, я же из Одессы, у меня, разумеется, не очень с чувством юмора. (Улыбается.) Они не поняли шутку. Я уточнил: как дела со старым кино? Все посмотрели? Со всем разобрались? Знаете, они обиделись. Видимо, потому, что молодым часто свойственно стремление сбросить все старое с корабля современности без всякого разбора. У меня такого, кстати, никогда не было. Я к старым мастерам всегда относился с огромным пиететом. Ну, представьте, что я, маленький человек, в гостях у Германа — большого Германа. Или, скажем, я близко-близко дружен с людьми, которые близко-близко дружили с Тарковским. Как я могу себе позволить оспаривать то, что ими создано? В случае с «Ветром», как уже было сказано, я снимал ученическую работу, дебют. Так, будто мой мастер, например, Марлен Хуциев. Я не смог в свое время поступить к нему на курс, но всю жизнь его любил. Работал с пятью его выпускниками.
Однажды Марлен Мартынович вручил мне билет Союза кинематографистов со словами: «Сергей, я тоже ошибаюсь. Извините, у вас фамилия на «Ч», вы были последний». Я спросил, могу ли я считать себя его учеником. Он ответил: «Ну, если вам так надо, то конечно».
— Учитывая дискуссию вокруг содержания картины, задам глупый вопрос: о чем «Ветер» для вас лично? Про что вы его снимали?
— Я совсем не мыслю тематически. Каждый мой фильм — про меня, так было и с продюсерскими работами. «Бумер» каждый из нас снимал «про меня», но каким-то образом он попал в зрителя и превратился в «про него». Знаете, когда Балабанов принес мне сценарий «Брата», я не поверил. Я говорю: «Леша, ну где ты, а где бандиты?» Только потом я понял, что это был средний палец всем тем, кто считал, что он сопливый интеллигент, который снимает по Кафке и Беккету. Ах вы так? Вот вам.
— И через несколько лет ни у кого уже не было вопроса, где Балабанов, а где бандиты.
— Ну да. С другой стороны, я бы сейчас с большим интересом снял антицивилизационную картину. Про современного Дон Кихота, который сбивает из ружья камеры на улице — они для него как ветряные мельницы.
— Так снимите.
— Я думаю над этим.
— Интересно, что слова об актуальности, даже злободневности «Ветра» резонируют с тем, что действие в фильме происходит в неких постапокалиптических обстоятельствах. Это уже было в сценарии или вы добавили?
— Это я. Причем, если бы позволили средства, я бы еще усилил эту постапокалиптическую эстетику. Представляете, что было бы в зале, если бы на трубе, на которой сидят герои, было написано название какого-нибудь грандиозного и провалившегося проекта? У нас были разные идеи: курган из мобильных телефонов, разбросанные ржавые машины, таинственные вездеходы…
Кадры со съемок фильма «Ветер»
— Мне кажется, что в таком, более условном виде картина работает даже лучше. Кстати, для вас «Ветер» — это все-таки скорее вневременной фильм или более привязанный к сегодняшнему дню?
— Те, кто уже посмотрел фильм, говорят, что он вне времени. Но он особенно актуален сегодня. Это фильм-предостережение, о том, что было бы, если... Про ближайшее будущее. Поэтому я и не стал откладывать его выход до лучших времен.
— При этом сценарий написан 30 лет назад…
— Содержательное российское кино начало деградировать в 2011 году — мы сейчас в нижней точке. У нас есть несколько качественных картин в год, но это слишком мало для такой большой кинематографии. Есть перекос в сторону так называемого зрительского кино. Существуют полюса: маленькое кино и огромное кино. А простого кино нет. Советское кино держалось на чем? На средних, нормальных фильмах. Не на шедеврах и не на блокбастерах.
Зрители не любят современное русское кино. Они его время от времени по инерции смотрят, но не любят. Из нашего кино ушло главное — любовь зрителей.
— Да просто непонятно, что это вообще такое — русское кино. У него нет ни ярко выраженной, внятной идеологии, ни стиля, все очень приблизительно…
— Да, вы совершенно правы. Знаете, в современной музыке можно любой звук заменить сэмплом. То есть сыграть, например, партию бас-гитары и заменить ее звук на бас Роджера Уотерса. Вот и в кино так же, особенно в русском. Сэмпл отъезжающей машины, сэмпл разговора в дверном проеме, сэмпл боя на мечах… Вроде бы нормально дерутся, но давным-давно нет даже намека на свежесть. Вы же замечали, что любые боевые сцены сделаны настолько одинаково, что совершенно не увлекают?
Кадры со съемок фильма «Ветер»
— Да, конечно. Поэтому в «Ветре» человека убивают пять минут? Это очень смешная сцена.
— Эх… Вы знаете, мне не хватило денег: он должен был еще бежать с отстреленной головой! (Смеется.) Ну, конечно, это смешно, абсолютный китч! Кстати, я придумал отличный новый слоган для «Ветра». Не знаю только, удастся ли его использовать, так что вам скажу: «Для тех, кто разочаровался в русском кино». А? Как вам?
— По-моему, крайне уместно и вообще великолепно.
